– Наш отряд пойдет с атаманом Матвеем и его женой, – вызвался Нахнат-хайд.

– Мы с Серьгой завсегда вместе, – почесал в затылке Силантий. – Так что и я, пожалуй, подпишусь.

– Куда вы тогда собрались, коли не столицу штурмовать? – вконец растерялся воевода.

– Знамо куда, в Чусовой городок, – ответила юная ведьма. – Ватага ваша ведь должна по уговору каждый год товар промысловый Строгановым отправлять? Вот мы караван с добром ценным на юг к купцам и отведем. Со стороны все едино не видно, отчего струг в воду глубоко просел – из-за мечей и копий или из-за бивня слонового. С собой еще пару сотен воинов на лодках возьмем. Отправим их селения в низовье грабить. Старшина подумает, что это то самое наступление и есть, и приготовится к битве. Мы же главным караваном дальше, на Обь направимся.

– Собрать товар для Строгановых дело не быстрое…

– Енко надобно время сговориться с Табедя-няром, – загнула палец Митаюки, – нам оно же нужно, чтобы собрать караван, – загнула второй, – воинам хочется отвезти добычу в родные селения, похвастаться успехами, а опосля вернуться с друзьями, также желающими принять участие в новых походах. Тоже время. Раненым потребно силы восстановить. Опять срок на поправку отводи. Как ни крути, воевода, но раньше чем через месяц похода все едино не получится. Так что срок для дела сего у нас имеется.

Глава XI

– Скажи мне, немец, почему ты поплыл со мной? – спросила Митаюки-нэ, глядя на берег с борта самого большого из построенных Кольшей Огневым струга. – Почему не остался с ватагой, с бесчисленными ратями христианских воинов? Ведь доселе вы смогли взять лишь малую толику золотых истуканов и шаманских амулетов. Треть, не более. Главные сокровища впереди – в городах, в столицах, на еще не тронутых набегами землях.

– Уходя с тобой и Матвеем из Троицкого острога, девочка, – тихо ответил Ганс Штраубе, – я сказал, что ты хитра на изумление и умна на диво. Поэтому есть смысл рискнуть и держаться рядом с тобой. Клянусь святой Бригиттой, за последний год сие мнение во мне укрепилось многократно. Лучше уйти нищим рядом с тобой, нежели остаться богачом в том месте, из какового ты убегаешь.

Насчет «нищеты» наемник явно преувеличивал. Каждый из казаков, уходящих к Строгановым в Чусовой городок, получил в счет будущего дележа по два пуда золота. Даже Кудеяр, что решил отправиться с дядюшкой и увезти домой молодую брюхатую жену с уже научившейся ходить малой девкой, и Митаюки-нэ, старания которой ради общего успеха русские уже давно признали. Ее ведь даже поясом трофейным наградили, с вождя сраженного снятым… Еще в те времена, когда мыслили не о победе, а мечтали просто выжить в столкновении с могучим врагом.

Главный дележ ватага решила отложить на потом – когда Великий Седэй будет повержен, когда станут понятны размеры добычи и когда не нужно будет скрывать наличие золота, дабы не привлекать на север конкурентов. А пока…

Покамест казаки грузили струги слоновой костью, большей частью набранной в разоренных стойбищах менквов, но частью и добытой на честной охоте, грузили огромные змеиные шкуры и шкуры драконов, что размерами своими должны привлечь любящих диковинки купцов, грузили мясо, рыбу, костяные и каменные безделушки. Все то, что может иметь цену, но не привлечет у искателей приключений особого внимания.

Волок и впрямь оказался великой ценностью – заготовленный товар удалось переправить с западного берега Ямала всего за полмесяца, да еще вместе с гигантскими лодками, имеющими для товаров внутренние полости, именуемые трюмами, несъемные мачты и жилые комнаты на корме. Кольша Огнев, последние два года вынужденно посвятивший себя корабельному делу, изрядно набил руку, и последние его струги казаки уважительно называли «ушкуями», а сир-тя – плавучими святилищами, ибо корабли сии размерами любое капище заметно превышали.

У ушкуев было еще одно достоинство – содержимое их обильных трюмов оставалось невидимым для окружающих. Посему товары ходовые строгановские уложили именно в них. Те же припасы, что могли пригодиться в дальнем походе, – те грузили в струги открытые.

Почти полмесяца плавучий караван, способный унести целую армию, собирался на волнах озера под стенами острога – и только слепой не догадался бы, что белокожие иноземцы замыслили обход своего врага водным путем. Малочисленные отряды, торжественно уходящие вверх по Ямтангу, на оставшуюся после минувшей войны просеку, никого не могли обмануть. Ибо вот они, здесь – десятки стругов, лодок и челнов, что понесут на юг главную силу.

А то, что по приказу воеводы почти все христианские воины получили приказы сбираться прямо там, у волока, что из родных племен жаждущие битвы мужчины уходили к погибшему острогу тысячами – так ведь про то никто не ведал, того никто не видел.

Воевода Иван Егоров и атаман Матвей Серьга меж собой никак не сносились. Лишь отсчитали пятнадцать закатов, и на утро шестнадцатого от волока пошли плотные колонны сжимающих копья суровых воинов. Правда, многие из сир-тя вместо оружия несли кулеврины и пищали, бочонки с огненным зельем и с зарядами, корзины с вяленым и сушеным мясом. Что поделать – колдовства христиане не допускали и потому принудить к этой тяжелой работе менквов или драконов не могли.

В тот же день казаки, храбрые телохранители христианнейшей Митаюки-нэ и больше трех сотен охотников до добычи взошли на борта кораблей и лодок и отчалили от берега, направив носы к широкой протоке, соединяющей озеро с холодным морским заливом.

Поднявшийся ближе к полудню из самой лесной чащи летучий дракон со всадником мог бы стать хорошим доказательством того, что новый староста Великого Седэя об этом вскоре узнает, но этого гонца, мчащегося низко над вершинами, никто из людей не заметил.

После разгрома христианской армии под Тэхэт-Хаяром юный вождь Тэх-Меени и трое его уцелевших воинов прибились к окружению колдуна Енко Малныче. Вернуться домой они не могли, ведь часть отряда с шаманом уже были отправлены ими в родное племя со взятыми в городе пленницами и весомой добычей и требованием без промедления сжечь святилище и установить крест, дабы не навлечь грабителей уже на себя.

Вернуться после этого битыми, нищими и без товарищей – такого позорища никто из четверых позволить себе не мог. Им оставалось только погибнуть, унеся позор в могилу, либо победить снова, дабы новой славой и новой добычей оправдать гибель сородичей. И потому все четверо рвались в бой, горя ненавистью к Великому Седэю и жаждой мести.

Единственной удачей Тэх-Меени стало то, что в набег на стольный город он ходил вместе с главными белыми иноземцами, вместе с ними бежал от змей и бесчисленного ворога, вместе с ними пробирался узкими окольными тропами. Лицо юного вождя примелькалось бородачам, и теперь они принимали Тэх-Меени почти за своего, не возражая против его присутствия рядом. Знай он язык белых дикарей – мог бы, наверное, и в советах общих участие принимать.

Вместе с ними он возвращался в острог, возле которого, скрипя зубами, слушал хвастовство более удачливых воинов, вместе с ними ходил через весь Ямал к выстроенной на ледяном острове твердыне, помогал грузить струги, помогал тащить их через волок, а теперь – вместе с иноземцами и колдуном шел в передовых отрядах по просеке, возвращаясь к ненавистному Тэхэт-Хаяру.

Первые пять дней перехода обошлись без приключений. Правда, Енко Малныче постоянно крутил головой и утверждал, что чувствует чужие взгляды, однако разосланные воеводой вперед и в стороны дозоры никого ни разу не заметили. Однако на пятый день разведчики обнаружили, что лес впереди вырублен, а поперек просеки на высоту почти в рост человека сделан бревенчатый завал.

– Колдуны умнеют на глазах, – увидев препятствие, поморщился Иван Егоров. – Вот они уже и укрепления строить начали. Этак скоро остроги начнут рубить и пушками обзаведутся.